Структура личности
Ни одно направление не заполучило настолько известности за пределами психологии, как фрейдизм. Это разъясняется воздействием его идей во почти всех странах мира на искусство, литературу, медицину, антропологию и остальные области науки, связанные с человеком.
Фрейд выступал против обычной психологии с ее интроспективным анализом сознания. Основной неувязкой психоанализа являлась проблема мотивации. Подобно тому как образ и действие это реалии, выполняющие актуальные функции в системе отношений индивидума и мира, так снутри замкнутого в самом для себя рефлектирующего сознания, одной из основных психических реалий является мотив.
Изначально Фрейд представил психологическую жизнь, состоящую из 3-ех уровней: безотчетного, предсознательного и сознательного. Источником подсознательного заряда, придающего мотивационную силу людскому поведению (как в его моторных, так и в мыслительных формах) является безотчетное. “Оно“ насыщено сексапильной энергией (Фрейд обозначил ее термином “либидо“). Эта сфера закрыта от сознания в силу запретов, налагаемых обществом.6
В 20-х годах в психических мнениях Фрейда произошли некие изменения на структуру людской личности. В предстоящем в работах “По ту сторону удовольствия“ (1920 г.) и “Я и Оно“ (1923 г.) он дает иную модель оказавшую значимое воздействие на психические учения о личности.
Понятие безотчетного мы, таковым видом, изучаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как обычный пример безотчетного. Мы лицезреем, но, что есть два вида: латентное, но способное стать сознательным. Наше знакомство с психологической динамикой не сможет оказать воздействие на номенклатуру и описание. Латентное безотчетное, лишь в окончательном, но не в динамическом смысле, именуется нами предсознательным: термин “бессознательное“, “предсознательное“, “сознательное“ смысл которого уже лишь незапятнанно описательный. Предсознательное предполагается практически стоящим еще поближе к сознательному, чем безотчетному, а потому что безотчетное мы именовали психологическим, мы тем паче назовем, т.к. Латентное предсознательное.
Таковым видом, мы с огромным наслаждением можем обходиться нашими 3-мя определениями (сознательное, безотчетное, предсознательное), ежели лишь не станем упускать из виду, что в описательном смысле есть два вида, безотчетного, в динамическом же лишь один. В неких вариантах, когда изложение преследует особенные цели, сиим различием можно пренебречь, в остальных же вариантах оно, естественно, совсем нужно. Ранее я уже гласил, что действительное различие меж безотчетным и предсознательным состоит в том, что 1-ое с помощью материала остающегося неведомым (неопознанным) в то время, как 2-ое связывается с представлениями слов. Тут впервые изготовлена проба отдать для системы такие признаки, которые значительно хороши от признака взаимоотношения их к сознанию. Чувства и чувства также стают конкретными только благодаря соприкосновению с системой, ежели же путь к ней прегражден, она не осуществляется в виде отношений. Сокращенно, но не совершенно верно мы говорим тогда о безотчетных чувствах, придерживаясь около безотчетными представлениями, хотя эта аналогия и не довольно оправдана. Разница меж сознательным и предсознательным для чувств не имеет смысла, потому что предсознательное тут исключается, чувства или сознательны, или безотчетны. Даже в этом случае, когда чувства связываются с представлениями слов, их понимание не обосновано крайними: они стают сознательными конкретно. Объяснить отношения наружных и внутренних восприятий и поверхностной системы, мы можем приступить к построению нашего представления о “Я“. Мы лицезреем его исходящим из системы восприятия безотчетного, либо из собственного центра - ядра, и сначала обхватывающим предсознательное, которое соприкасается со следами мемуаров. И как мы уже лицезрели “Я“ тоже бывает безотчетным. Есть предположение, что цель могли быть чрезвычайно целенаправлено изучать по предложению данного создателя, который из личных суждений зря старается узреть, что ничего общего с высочайшей наукой не имеет.1 Я говорю о Г.Гродуне, неустанно повторяющем, что то, что мы называем своим “Я“, в жизни проявляется в большей степени пассивно, что нас, по его выражению “изживают“ неведомые и неподвластные нам силы. Все мы испытывали такие воспоминания, хотя бы они не завладевали нами столько же, чтоб исключить всё остальное, и Фрейд заявляет, что взорам Гроддена следует отвести соответствующее место в науке.1 Фрейд представил, что системы безотчетного пребывающие сначала предсознательного называемого своим “Я“, а другие области психологического в которые эта суть просачивается и которые являются безотчетными, обозначить по примеру Гроддена, словом “Оно“. Мы скоро увидим, можно ли извлечь из такового осознания какую - или пользу для описания и уяснения. Согласно предложенной теории индивид представляется нам как разноплановое “Оно“, на поверхности которого лежит “Я“, возникающее из системы безотчетного как ядра. При желании отдать графическое изображение можно прибавить, что “Я“ не полностью обхватывает “Оно“, а накрывает его только постольку, так как система безотчетного образует его поверхность, другими словами размещено по отношению к нему, приблизительно так, как зародышевый диск размещен в яичке. “Я“ и “Оно“ не разбиты ровненькой границей, и с крайним “Я“ соединяются понизу. Но вытесненное также соединяется с “Оно“. Вытесненное благодаря сопротивлениям вытеснения резко обособлено лишь от “Я“, при помощи “Оно“ ему раскрывается возможность объединиться с “Я“. Следовательно, что практически все разграничения, которые мы старались обрисовать на основании данных патологии, относятся лишь к единственно известным нам поверхностным слоям духовного аппарата.
Несложно убедиться в том, что “Я“ есть лишь изменность под прямым воздействием наружного времени и мира и при посредстве безотчетного и сознательного части слоя. “Я“ старается также способствовать воздействию окружающего мира на “Оно“ и осуществлению тенденций этого мира, оно стремится поменять принципы наслаждения, которые безраздельно владычествуют в “Оно“, принципам действительности. Восприятие имеет для “Я“ такое же значение как желание для “Оно“. “Я“ олицетворяет то, что можно именовать разумом и рассудительностью. В противоположность к “Оно“, содержащему страсти. Всё это соответствует публичным и общесовестным и популярным разграничениям, но сможет считаться верным для некого среднего - либо в случаи правильного случая. Огромное многофункциональное значение “Я“ выражается в том, что в обычных критериях ему предоставляется власть над побуждением к движению. По отношению к “Оно“ “Я“ подобно наезднику, который должен обуздать превосходящую силу лошадок, с той лишь различием, что наездник пробует совершить это своими силами, “Я“ же силами взаимственными. Это сопоставление быть может продолжено. К наезднику, ежели он не желает расстаться с лошадью, нередко остается вести ее туда, куда ей хочется, так и “Я“ превращает обычную волю “Оно“ в действие, будто бы бы это было его своей волей.
Если б “Я“ было лишь частью “Оно“, определяемой воздействием системы восприятия, лишь представлением настоящего окружающего мира в духовной области всё могли быть ординарно. Но сюда же присоединяется же нечто.
В остальных местах уже были разъяснены мотивы, побудившие нас представить существование неких инстанций в “Я“, дифференциацию снутри “Я“, которую можно именовать “Я“ - безупречное либо “Сверх-Я”. Эти мотивы полностью правомерны. То, что эта часть “Я“ не так высокопрочно соединено с сознанием, является нежданностью, требующей объяснения. Нам придется несколько издалека начать. Удалось осветить назидательное мучение меланхолии благодаря предположению, что в “Я“ восстановлен утерянный объект, другими словами вышла подмена привязанности к объекту индефикации. В то же время, но, мы еще не уяснили для себя всего значения этого процесса и не понимали насколько он прочен и нередко повторяется. С того времени мы говорим: таковая подмена играет огромную роль в образовании “Я“, также имеет значимое значение в выработке того, что мы называем своим нравом.1 Вначале в простой оральной фазе индивидума тяжело отличить обладание объектом от индефикации. Позже можно представить, что желание владеть объектом исходит из “Оно“, которое слушает эротическое рвение как потребность. Сначала еле живое “Я“ получает от привязанности к объекту познание, удовлетворяется им либо старается убрать его методом устранения. Ежели мы нуждаемся в сексапильном объекте либо нам приходится отрешиться от него, наступает желание поменять “Я“, которое, как и в случае с меланхоликом следует обрисовать как внедрение объекта в “Я“; наиблежайшие потребности этого замещения нам еще не известны. Быть может при помощи таковой интерпретации (выражения) которая является вроде бы регрессией к механизму оральной фазы, то упрощает либо делает вероятным отказ от объекта. Быть может, это отождествление есть вообщем условие при котором “Оно“ отрешается от собственных объектов. Во всяком случае процесс этот особо в ранешних стадиях развития, наблюдается чрезвычайно нередко, но он дает нам возможность представить, что нрав “Я” является осадком отвергнутых привязанностей к объекту, что он содержит историю этих выборов объекта. Так как нрав личности отторгает либо приемлет эти воздействия из истории эротических выборов объекта, естественно наперед допустим целую систему сопротивляемости. Мы думаем, что в чертах нрава дам, имевших большенный любовный опыт можно отыскать отзвук их привязанностей к объекту. Нужно также принять в суждение случаи одновременной привязанности к объекту и идентификации, другими словами изменения нрава до того как произошел отказ от объекта. При всем этом условие изменения нрава сможет оказаться наиболее долгим, чем отношение к объекту и даже в известном смысле консервировать это отношение. Иной подступ к явлению указывает, что такое перевоплощение выбора объекта в изменении “Я“ является также методом, каким “Я“ получает возможность владеть “Оно“ и углубить свои взаимоотношения к нему, правда, стоимостью значимой уступчивости и его переживания. Принимая черты объекта, “Я“ вроде бы именует “Оно“ самого себя в качестве любовного объекта, старается компенсировать его утрату, обращаясь к нему с таковыми словами: “Смотри, ты ведь можешь обожать и меня - я схожа на объект”.
Происходящее в данном случае перевоплощение объект - либидо в нарцистическом либидо, разумеется, тянет за собой отказ от сексапильных целей, а стало быть, собственного рода сублимацию. Наиболее того, здесь возникает вопросец, заслуживающий внимательного рассмотрения, а конкретно, не есть ли это обыденный путь к сублимации, не происходит ли всякая сублимация средством вмешательства. “Я“, которое сначала превращает сексапильный объект - либидо в нарцистическом либидо, с тем, чтоб в предстоящем поставить, быть может, ему совершенно новейшую, иную цель?
Выставленная выше структура личности предоставляет нам красивую возможность наиболее детализированного исследования поведения этой личности.
Такие, выделенные Фрейдом понятия, как сознательное и безотчетное помогают нам повлиять на поведение личности.
Изначально Фрейд представил психологическую жизнь, состоящую из 3-ех уровней: безотчетного, предсознательного и сознательного. Источником подсознательного заряда, придающего мотивационную силу людскому поведению (как в его моторных, так и в мыслительных формах) является безотчетное. “Оно“ насыщено сексапильной энергией (Фрейд обозначил ее термином “либидо“). Эта сфера закрыта от сознания в силу запретов, налагаемых обществом.6
В 20-х годах в психических мнениях Фрейда произошли некие изменения на структуру людской личности. В предстоящем в работах “По ту сторону удовольствия“ (1920 г.) и “Я и Оно“ (1923 г.) он дает иную модель оказавшую значимое воздействие на психические учения о личности.
Понятие безотчетного мы, таковым видом, изучаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как обычный пример безотчетного. Мы лицезреем, но, что есть два вида: латентное, но способное стать сознательным. Наше знакомство с психологической динамикой не сможет оказать воздействие на номенклатуру и описание. Латентное безотчетное, лишь в окончательном, но не в динамическом смысле, именуется нами предсознательным: термин “бессознательное“, “предсознательное“, “сознательное“ смысл которого уже лишь незапятнанно описательный. Предсознательное предполагается практически стоящим еще поближе к сознательному, чем безотчетному, а потому что безотчетное мы именовали психологическим, мы тем паче назовем, т.к. Латентное предсознательное.
Таковым видом, мы с огромным наслаждением можем обходиться нашими 3-мя определениями (сознательное, безотчетное, предсознательное), ежели лишь не станем упускать из виду, что в описательном смысле есть два вида, безотчетного, в динамическом же лишь один. В неких вариантах, когда изложение преследует особенные цели, сиим различием можно пренебречь, в остальных же вариантах оно, естественно, совсем нужно. Ранее я уже гласил, что действительное различие меж безотчетным и предсознательным состоит в том, что 1-ое с помощью материала остающегося неведомым (неопознанным) в то время, как 2-ое связывается с представлениями слов. Тут впервые изготовлена проба отдать для системы такие признаки, которые значительно хороши от признака взаимоотношения их к сознанию. Чувства и чувства также стают конкретными только благодаря соприкосновению с системой, ежели же путь к ней прегражден, она не осуществляется в виде отношений. Сокращенно, но не совершенно верно мы говорим тогда о безотчетных чувствах, придерживаясь около безотчетными представлениями, хотя эта аналогия и не довольно оправдана. Разница меж сознательным и предсознательным для чувств не имеет смысла, потому что предсознательное тут исключается, чувства или сознательны, или безотчетны. Даже в этом случае, когда чувства связываются с представлениями слов, их понимание не обосновано крайними: они стают сознательными конкретно. Объяснить отношения наружных и внутренних восприятий и поверхностной системы, мы можем приступить к построению нашего представления о “Я“. Мы лицезреем его исходящим из системы восприятия безотчетного, либо из собственного центра - ядра, и сначала обхватывающим предсознательное, которое соприкасается со следами мемуаров. И как мы уже лицезрели “Я“ тоже бывает безотчетным. Есть предположение, что цель могли быть чрезвычайно целенаправлено изучать по предложению данного создателя, который из личных суждений зря старается узреть, что ничего общего с высочайшей наукой не имеет.1 Я говорю о Г.Гродуне, неустанно повторяющем, что то, что мы называем своим “Я“, в жизни проявляется в большей степени пассивно, что нас, по его выражению “изживают“ неведомые и неподвластные нам силы. Все мы испытывали такие воспоминания, хотя бы они не завладевали нами столько же, чтоб исключить всё остальное, и Фрейд заявляет, что взорам Гроддена следует отвести соответствующее место в науке.1 Фрейд представил, что системы безотчетного пребывающие сначала предсознательного называемого своим “Я“, а другие области психологического в которые эта суть просачивается и которые являются безотчетными, обозначить по примеру Гроддена, словом “Оно“. Мы скоро увидим, можно ли извлечь из такового осознания какую - или пользу для описания и уяснения. Согласно предложенной теории индивид представляется нам как разноплановое “Оно“, на поверхности которого лежит “Я“, возникающее из системы безотчетного как ядра. При желании отдать графическое изображение можно прибавить, что “Я“ не полностью обхватывает “Оно“, а накрывает его только постольку, так как система безотчетного образует его поверхность, другими словами размещено по отношению к нему, приблизительно так, как зародышевый диск размещен в яичке. “Я“ и “Оно“ не разбиты ровненькой границей, и с крайним “Я“ соединяются понизу. Но вытесненное также соединяется с “Оно“. Вытесненное благодаря сопротивлениям вытеснения резко обособлено лишь от “Я“, при помощи “Оно“ ему раскрывается возможность объединиться с “Я“. Следовательно, что практически все разграничения, которые мы старались обрисовать на основании данных патологии, относятся лишь к единственно известным нам поверхностным слоям духовного аппарата.
Несложно убедиться в том, что “Я“ есть лишь изменность под прямым воздействием наружного времени и мира и при посредстве безотчетного и сознательного части слоя. “Я“ старается также способствовать воздействию окружающего мира на “Оно“ и осуществлению тенденций этого мира, оно стремится поменять принципы наслаждения, которые безраздельно владычествуют в “Оно“, принципам действительности. Восприятие имеет для “Я“ такое же значение как желание для “Оно“. “Я“ олицетворяет то, что можно именовать разумом и рассудительностью. В противоположность к “Оно“, содержащему страсти. Всё это соответствует публичным и общесовестным и популярным разграничениям, но сможет считаться верным для некого среднего - либо в случаи правильного случая. Огромное многофункциональное значение “Я“ выражается в том, что в обычных критериях ему предоставляется власть над побуждением к движению. По отношению к “Оно“ “Я“ подобно наезднику, который должен обуздать превосходящую силу лошадок, с той лишь различием, что наездник пробует совершить это своими силами, “Я“ же силами взаимственными. Это сопоставление быть может продолжено. К наезднику, ежели он не желает расстаться с лошадью, нередко остается вести ее туда, куда ей хочется, так и “Я“ превращает обычную волю “Оно“ в действие, будто бы бы это было его своей волей.
Если б “Я“ было лишь частью “Оно“, определяемой воздействием системы восприятия, лишь представлением настоящего окружающего мира в духовной области всё могли быть ординарно. Но сюда же присоединяется же нечто.
В остальных местах уже были разъяснены мотивы, побудившие нас представить существование неких инстанций в “Я“, дифференциацию снутри “Я“, которую можно именовать “Я“ - безупречное либо “Сверх-Я”. Эти мотивы полностью правомерны. То, что эта часть “Я“ не так высокопрочно соединено с сознанием, является нежданностью, требующей объяснения. Нам придется несколько издалека начать. Удалось осветить назидательное мучение меланхолии благодаря предположению, что в “Я“ восстановлен утерянный объект, другими словами вышла подмена привязанности к объекту индефикации. В то же время, но, мы еще не уяснили для себя всего значения этого процесса и не понимали насколько он прочен и нередко повторяется. С того времени мы говорим: таковая подмена играет огромную роль в образовании “Я“, также имеет значимое значение в выработке того, что мы называем своим нравом.1 Вначале в простой оральной фазе индивидума тяжело отличить обладание объектом от индефикации. Позже можно представить, что желание владеть объектом исходит из “Оно“, которое слушает эротическое рвение как потребность. Сначала еле живое “Я“ получает от привязанности к объекту познание, удовлетворяется им либо старается убрать его методом устранения. Ежели мы нуждаемся в сексапильном объекте либо нам приходится отрешиться от него, наступает желание поменять “Я“, которое, как и в случае с меланхоликом следует обрисовать как внедрение объекта в “Я“; наиблежайшие потребности этого замещения нам еще не известны. Быть может при помощи таковой интерпретации (выражения) которая является вроде бы регрессией к механизму оральной фазы, то упрощает либо делает вероятным отказ от объекта. Быть может, это отождествление есть вообщем условие при котором “Оно“ отрешается от собственных объектов. Во всяком случае процесс этот особо в ранешних стадиях развития, наблюдается чрезвычайно нередко, но он дает нам возможность представить, что нрав “Я” является осадком отвергнутых привязанностей к объекту, что он содержит историю этих выборов объекта. Так как нрав личности отторгает либо приемлет эти воздействия из истории эротических выборов объекта, естественно наперед допустим целую систему сопротивляемости. Мы думаем, что в чертах нрава дам, имевших большенный любовный опыт можно отыскать отзвук их привязанностей к объекту. Нужно также принять в суждение случаи одновременной привязанности к объекту и идентификации, другими словами изменения нрава до того как произошел отказ от объекта. При всем этом условие изменения нрава сможет оказаться наиболее долгим, чем отношение к объекту и даже в известном смысле консервировать это отношение. Иной подступ к явлению указывает, что такое перевоплощение выбора объекта в изменении “Я“ является также методом, каким “Я“ получает возможность владеть “Оно“ и углубить свои взаимоотношения к нему, правда, стоимостью значимой уступчивости и его переживания. Принимая черты объекта, “Я“ вроде бы именует “Оно“ самого себя в качестве любовного объекта, старается компенсировать его утрату, обращаясь к нему с таковыми словами: “Смотри, ты ведь можешь обожать и меня - я схожа на объект”.
Происходящее в данном случае перевоплощение объект - либидо в нарцистическом либидо, разумеется, тянет за собой отказ от сексапильных целей, а стало быть, собственного рода сублимацию. Наиболее того, здесь возникает вопросец, заслуживающий внимательного рассмотрения, а конкретно, не есть ли это обыденный путь к сублимации, не происходит ли всякая сублимация средством вмешательства. “Я“, которое сначала превращает сексапильный объект - либидо в нарцистическом либидо, с тем, чтоб в предстоящем поставить, быть может, ему совершенно новейшую, иную цель?
Выставленная выше структура личности предоставляет нам красивую возможность наиболее детализированного исследования поведения этой личности.
Такие, выделенные Фрейдом понятия, как сознательное и безотчетное помогают нам повлиять на поведение личности.
